Товарищ далекой молодости заботливо предупредил меня: "Осторожно, тебя обвинят в проповеди христианства". Это – прочитав статью "Цена мира", в которой я пишу, что пока мы палестинцев не полюбим, приблизиться к миру мы не сможем.
Предложение полюбить звучит и в самом деле абсурдно, особенно, когда воспринимается в политическом ключе – все завоевания уступить и вообще сдаться. Естественно, речь не об этом. Если Вы любите ребенка, то не вовсе не обязательно закармливаете его шоколадом и, вообще, делаете что ему заблагорасудится. Вы можете быть и весьма суровым родителем. Но если ребенок знает, что вы его любите, суровость вам простится. Так что разговор здесь не о политике вовсе – разговор об отношении, о самовосприятии и самопонимании, об осмыслении происходящего. Что касается практических выводов и политических решений, то из такой смены отношения политические решения могут следовать самые разные – от ястребиных до голубиных.
Но я сейчас хочу сказать о другом. Неприязнь евреев к христианству более, чем понятна: уж больно много нам пришлось натерпеться. И вообще говоря – совершенно незаслуженно: христианство выросло исключительно в еврейской среде, выросло из иудаизма, и, если и пришлись на долю первых христиан какие-то неприятности от единоверцев, то ведь иначе в то время и быть не могло: от самих христиан христиане натерпелись за две тысячи лет куда больше. Так что в антисемитизме христиан рацио никак не просматривается. (Там иные причины.) А вот неприязнь евреев имеет под собой более чем понятные основания: бесконечные погромы со стороны приверженцев религии любви, увенчавшиеся мега-погромом Катастрофы-Холокоста. Так что с этой неприязнью вопросов нет.
Вопрос в другом: одно дело неприязнь к людям- адептам религии, другое – неприязнь к самой религии, к ее "теоретическим корням". С чем она связана? Христианофобы полагают, что ее причина в противоречии христианства с Торой. Причем – в противоречии не практики, а теории христианства. И не такой, как она понимается адептами христианства, а сущностной – такой, какая она есть в евангелиях. В смысле, Тора учит одному, евангелия – другому. И потому, следуя евангелиям, ты не можешь следовать Торе, и наоборот.
Такое мнение обосновано, если мы говорим о расхожих, общепринятых или просто распространенных ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ Пятикнижия Моисея и ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ евангельского Четырехкнижия. Расппространенные интерпретации в самом деле разняться. Но в сущностном, в глубинном смысловом слое эти тексты тождественны. Христианство родилось как попытка по-новому прочитать Тору. Точно так же – как и ислам. По сути, евангелия – расшифровка того, что значит "Бог сотворил человека", и исследование вопроса о том, закончена ли эта работа Бога. А кроме того, евангельские тексты раскрывают изменчивость Закона Моисея: что Закон меняется по мере сотворения человека и требуют постоянного нового и нового прочтения. Об этом, впрочем, евреи догадывались и до того, кто вошел в историю под именем Иисуса (Иешуа) основатель христианства. Иначе не было бы других бесчисленных комментариев на Тору.
Но здесь вот что интересно и что делает вопрос о связи Израиля с христианством отнюдь не отвлеченно богословским. Дело в том, что христианством было создано несколько культур, из которых самые известные – две европейских (обычно принимаемые нами за одну): католическая и современная: прагматико-гуманистическая. Так вот, культура Израиля создавалась преимущественно людьми европейской (то есть христианской) культуры, хотя, естественно, и не христианами. ИДЕЙНЫЙ вклад людей более старой исламской культуры (сефардов, которые, естественно, не мусульмане, но в культурном отношении люди исламского мира) в архитектонике государства Израиль несопоставимо меньше. А это значит, что с точностью до тонкостей и мелочей Израиль – европейское государство, флагман европейской культуры на Ближнем Востоке, и именно этим его европейским миссионерством и культурным лидерством оправдывается колонизация Палестины. Более того, Израиль - европейское государство в гораздо большей степени, чем еврейское, потому что сама сионистская идеология построения государства, свободного от позорных лет рассеяния, на базе нового разговорного языка, который хотя и древний, но разговорным никогда не был, обрекала еврейскую культуру - культуру идиш - на уничтожение.
И вот здесь заложен конфликт, который чреват со временем превратиться в бомбу: конфликт между израильтянами-европейцами, то есть атеистами-наследниками христиан, и религиозными израильтянами, тяготеющими к буквальному прочтению Торы и жизни под руководством Талмуда. Причем, это не обязательно, конфликт между разными группами, часто это конфликт в душе одного человека. По своему воспитанию, по происхождению он - европеец, и в этом смысле христианин. Ему стыдно убивать, захватничать, рвачествовать... Он не очень эгоистичен и вполне интернационалист, расизм ему тоже чужд. То есть он в полном смысле современный человек Запада, в меру эгоистично-прагматичный, но вместе с тем, в меру же добрый и отзывчивый. По сути же, он – некрещенный христианин. Для уменьшения внутреннего конфликта ему естественней считать себя атеистом. Но европейский атеизм сам является прямым продолжением европейского христианства. Это форма антиклерикализма, форма протеста против инфантильных и архаичных представлений о Боге, но, естественно, не отрицание самой идеи Бога как таковой: а-теисз не анти-теизм .
Осознание этого конфликта могло бы активизировать работу общественного самоосознания и снять табу со многих псевдо-запретов, которые мы накладываем сами на себя. И прежде всего – с запрета любить врагов. Не надо, естественно, понимать буквально "подставь другую щеку". Это даже не идеал – просто метафора, необходимая для усиления смысла проповеди. Но еще менее буквально нужно понимать "зуб за зуб". Смысл здесь не в приказе мстить, а в запрете мстить несоразмерно (выбивать два зуба выбившему один). А кроме того, запрет этот был адресован людям, жившим 3000 лет назад, которые по сравнению с нами были совсем дикарями.
Закончу повторением уже сказанного: любовь не слабость и не потакание. Любовь может быть насилием. (Да и есть всегда, во всяком случае, если мы говорим о любви родителей к детям.) Но огромна разница между насилием-любовью и насилием-ненавистью.