Под таким названием знакомые проводят в завтрашний шабат семинар. Пройти мимо совершенно невозможно. Поэтому несколько слов.
Чтобы начинать думать об этом, нужно ответить (хотя бы – себе) на три вопроса. Что такое еврейство? Что такое еврейское государство? И что такое нация? И уж до кучи – и на четвертый: а являются ли евреи нацией?
Уже первый вопрос – про еврейство – сложности зубодробительной. Учитывая, что мы не видим не только общности языка, культуры, религии, но и общности исторической судьбы: в одних местах нас резали, в других мы цвели. Есть ли что-то общее у нас? Конечно, есть. Но ухватить это общее очень непросто и в этом тексте я до поры даже не буду пытаться.
Ответить же на вопрос об еврейском государстве гораздо проще. Это где всё по-еврейски, всё по-нашему, где мы – первые люди, и где все нееврейские группы должны признавать наш, еврейский приоритет и жить по-нашему, по-еврейски. Неважно, что мы под этим понимаем.
Но тут есть одна неприятность: неевреи не могут жить по-еврейски. Для этого им надо стать евреями. Нельзя сказать, что это невозможно вовсе, но даже на индивидуальном, на бытовом уровне все знают, КАК это трудно. Что уж говорить про групповой, народный уровень. Иудаизм очень мало пригоден для прозелитизма, и в истории практически за пределы общины не распространялся: контрпримеры Йемена или Хазарии единичны, мало изучены и во многом легендарны...
Могут ли евреи соседствовать с неевреями на манер соседства немецко-язычных и франко-язычных швейцарцев или белых и черных американцев с теми же американскими евреями? Могут, конечно. Но при наличии двух условий. Во-первых, государство такое не будет еврейским, а во-вторых не будет и многонациональным: американцы – одна нация, швейцарцы – тоже.
Вообще говоря, в этом направлении не очень быстро, не очень легко, но всё-таки движется и Израиль. Но, как это отлично чувствуют ультра-правые и ультра-религиозные, при этом Израиль утрачивает свою еврейскость. Нация создается, но нация эта не еврейская. Она израильская.
А что такое нация? Ну, это-то как раз просто: социальное единство языка, культуры (в самом широком понимании) и территории. Всё? Почти. За всем этим стоят еще одно единство: метаисторическое и глубинно-психологическое, но об этих вещах следовало бы говорить отдельно.
Идея еврейского и многонационального естественна для людей, воспитанных в гуманистической традиции и насильно пропитавших себя еврейской самоидентификацией. Но, как и идея, скажем, христианского гуманизма, она внутренне противоречива и поэтому в явном виде неосуществима.
И всё-таки, что же такое еврейство? И почему оно, как это затвержено Торой, не терпит равноправия других групп?
У еврейства две отличительные черты: жестоковыйность и привязанность к Ковчегу. Мы храним содержимое Ковчега, понятия не имея, что внутри. Мы не можем открыть Ковчег, так как умрем – перестанем быть евреями. Но мы не были бы евреями, если бы многим из нас не хотелось Его открыть.
Сам этот наш разговор показывает, что недалек тот час, когда мы таки-да откроем его. Но этот час будет концом еврейства.
Хотите вы этого? Боитесь? Это происходит помимо нашего желания. Но пока мы остаемся евреями и хотим жить в еврейском государстве про многонациональное государство мы можем забыть. Тут либо-либо. И ни модернизм, ни постмодернизм здесь ничего изменить не могут. Как я уже шутил сегодня, в кошерном бульоне не могут плавать фрикадельки из свинины.