Вообще-то такой текст нужно было бы адресовать патриотам из РФ (они почему-то называют себя русскими патриотами, хотя больше их никто России вреда не то что не приносит – не мог бы принести при самом сильном желании). Но к этой публике адресоваться бесполезно. Дебилы. Чтобы не плагиатствовать у министра Лаврова. Тут разговоры бессмысленны – озлобление парализовало интеллект. Какие уж тут разговоры!.. Уши у ребят заложены: своих распознают по запаху. На чужих бросаются, раздумьями себя не утруждая. Своего же зовут поскулить вместе (или повыть, или порычать – в зависимости от темы и настроения).
В общем, к этой публике – бесполезно... Обращусь-ка я к патриотам Израиля.
Есть две любви. Одна – слепая любовь, балующая и портящая: мой – самый лучший, и не смейте трогать; на солнце пятен нет. Другая – требовательная и взыскательная: хочешь, чтоб тебе было хорошо – будь хорошим сам. И не смей быть плохим! Ну, и дальше – про то, чем именно любимый плох и как именно ему, любимому то есть, улучшаться.
Если говорить о любви к человеку, то выбрать из двух видов любви одну не получится: нужна и такая любовь, и такая: и обожающая, и воспитывающая. Соотношение между ними могут быть самым разным. В зависимости от личностных особенностей любимого. Ну – и любящего, конечно.
Но у нас речь идет о любви к народу, стране, государству. И здесь как раз всё довольно просто. Здесь приоритет явно у любви-критики. Только она – любовь настоящая, то есть любовь-забота, любовь, приносящая любимому пользу. А любовь-восхваление не очень даже и любовь. Потому что любимому от нее вреда много больше, чем пользы. Много больше. Много.
Польза от нее, как раз наоборот, "любящему". Кто похвалит меня лучше всех, тот получит большую вкусную конфету. Вот народ и старается. Патриотизм – занятие выгодное. Если не непосредственно деньгами вознаграждается, так теплыми чувствами хвалимых. А такие чувства часто поважнее денег бывают. И в деньги легко конвертируются – мы же животные общественные.
Я люблю свою страну. Я люблю Израиль. Это рефрен. Это приходится слышать постоянно. Так часто, что начинаешь задумываться: а чего это люди так горячо убеждают окружающих, что они такие вот патриоты? Ведь и окружающие – тоже патриоты. А любовь – чувство интимное. Особенно – к стране. Чего ж о ней, о своей любви кричать? Кого они пытаются убедить? Окружению в верности клянутся? А, может, себя самих убеждают?
И, присмотревшись, начинаешь понимать – так и есть, себя. И не то, что они, в самом деле, Израиль не любят. Любят. Только даже себе не могут объяснить – за что. Вот и стараются оправдывать всякие безобразия, когда не получается просто закрыть на них глаза.
Когда такая любовь становится массовой, а называется это "патриотическим психозом", государство просто гибнет. Примеров перед глазами – не сосчитать. Но и когда не все, а всего только много людей начинают говорить: "Да, это плохо. И это плохо. Но это наше плохо. И потому и не плохо в общем. А очень даже можно терпеть" – тогда дело в самом деле становится плохо. Есть разные версии анекдота, высмеивающего такую философию. Наиболее приличная из них заканчивается ответом папы-крота сыну-кротенку: "Да, здесь солнышко и вообще прекрасно, но там наша Родина, сынок".
Но это мы в Союзе над таким патриотизмом смеялись – над патриотизмом-дебилизмом, над патриотизмом-антигуманизмом, над патриотизмом-антисемитизмом. А здесь мы сами стали такими же – патриотами из патриотов. И даже этого не замечаем.